Не тот Энекин. Облом-с...
Тусклый свет пыльных бра, грязной тряпкой протёртый линолеум,
Выключателей щёлк, криво вкрученных лампочек звон.
Запах старой одежды, забытой в шкафу, обездоленной,
Как и я, как мой дом, как безвестный немой телефон.
Паутина рождественским дождиком тихо болтается
Под неровным, заляпанным кровью моей потолком.
И последний комар на него тоже сесть собирается...
И одной красной кляксой становится больше на нём.
В затенённом и по-стариковски веснушчатом зеркале
Мой укутанный в старую кофту двойник промелькнёт.
Нету смысла ловить его взгляды, предательски-беглые.
Лучше молча на кухне пить кислый горячий компот.
Снова в спальню плестись и звенеть там упрямым термометром,
А потом на диване ловить затерявшийся пульт...
Эх, сыны расточительной Тьмы, мы — пошедшие по миру,
Но наследники... Мы, проложившие гибельный путь...
Отпечаток руки на обоях и стёкла холодные,
Остывающей кружки брезгливый обиженный взгляд,
Скрип паркета и смех телевизора, песенка модная,
Все и всё, перед кем я зачем-то навек виноват.
Дни и ночи отчаянных драк и притворного, лисьего
Примирения с миром, и недостижимый покой...
Я ещё не уверен, что эта окончена миссия.
Не уверен и в том, что за ней не поручат другой.
Не уверен, что знаю, зачем я заброшен в бессмысленный
И безжалостный мир, и заброшен ли я вообще.
Но по-прежнему жду, с кружкой сока горячего, кислого,
С умирающим пультом в руке, среди старых вещей...
Выключателей щёлк, криво вкрученных лампочек звон.
Запах старой одежды, забытой в шкафу, обездоленной,
Как и я, как мой дом, как безвестный немой телефон.
Паутина рождественским дождиком тихо болтается
Под неровным, заляпанным кровью моей потолком.
И последний комар на него тоже сесть собирается...
И одной красной кляксой становится больше на нём.
В затенённом и по-стариковски веснушчатом зеркале
Мой укутанный в старую кофту двойник промелькнёт.
Нету смысла ловить его взгляды, предательски-беглые.
Лучше молча на кухне пить кислый горячий компот.
Снова в спальню плестись и звенеть там упрямым термометром,
А потом на диване ловить затерявшийся пульт...
Эх, сыны расточительной Тьмы, мы — пошедшие по миру,
Но наследники... Мы, проложившие гибельный путь...
Отпечаток руки на обоях и стёкла холодные,
Остывающей кружки брезгливый обиженный взгляд,
Скрип паркета и смех телевизора, песенка модная,
Все и всё, перед кем я зачем-то навек виноват.
Дни и ночи отчаянных драк и притворного, лисьего
Примирения с миром, и недостижимый покой...
Я ещё не уверен, что эта окончена миссия.
Не уверен и в том, что за ней не поручат другой.
Не уверен, что знаю, зачем я заброшен в бессмысленный
И безжалостный мир, и заброшен ли я вообще.
Но по-прежнему жду, с кружкой сока горячего, кислого,
С умирающим пультом в руке, среди старых вещей...
Н.